Церковь <---
Багровый вечерний свет, проникавший в небольшой гостиничный холл в основном через главный вход, внезапно померк; старенький низкорослый японец за стойкой портье оторвался от незаконченного судоку, поправил очки и внимательно проводил взглядом вошедшего, широкие плечи которого заполнили, казалось, весь дверной проём. Не узнать эту фигуру было просто нельзя - иностранец появился здесь не далее, как сегодня днём, оплатив наличными одиночный номер на две недели вперёд. Он, может, и не следовал обычаям Ямато, но старик другого от него и не ожидал; ведь содержа гостиницу, рассчитывавшую, в том числе, на гайдзинов (которых в этом городе появлялось на удивление достаточно, чтобы бизнес не прогорал), глупо и странно было бы ожидать от них соблюдения чужих, незнакомых им порядков и устоев. Поэтому, когда высокорослый европеец поднялся по лестнице наверх, хозяин спокойно вернулся к головоломке. У него были проблемы поважнее, чем молчаливые иноземцы с огромными суммами наличности в карманах; например, нижний левый квадрат, который уже с полчаса как упорно отказывался сходиться.
Отперев ключом номер, Энгельбрехт вошёл - в небольшую аккуратную комнату, экипированную кроватью, низеньким столиком, и тумбочкой с выключенным телевизором. Откровенно говоря, ему всё это было внове; редко когда тамплиеру приходилось останавливаться в одном месте надолго. Сумки с вещами стояли у стены, практически нетронутые; щёлкнув выключателем света, немец открыл одну из них, вытащил на свет Божий стопку листков бумаги, и, присев на стул в стороне, одел на нос очки и погрузился в чтение.
Уже стемнело, когда он, наконец, оторвал взгляд от рукописного текста на непонятном языке, глубоко вздохнул, и поднялся на ноги. Рука его опустилась в карман необъятного плаща, и неспешно выползла наружу, сжатая в горсть; выбрав наиболее свободное от мебели пространство, великан прошёлся по нему из конца в конец; на идеально чистый, без малейшей соринки дощатый пол, из его пальцев равномерно струился песок. Закончив это странное действо, немец отошёл в сторону; глубоко вдохнув, он закрыл глаза, и тяжело топнул ногой; песчинки вздрогнули, зашевелились, и начали осторожно перекатываться по полу. Сначала медленно, потом быстрее и быстрее - образуя незнакомые буквы и странные узоры.
Когда рисунок - аккуратный круг, заполненный текстом и странными печатями - был наконец завершён (пришлось несколько раз взглянуть на листок бумаги, сверяясь с образцом), Генрих вздохнул снова.
То, что должно было дальше, было для него ещё более непривычно.
-Du erste, O Silber, O Eisen
O Stein der Stiftung, O Erzherzog des Vertrages
Hören Sie mich im Namen unseres großen Lehrers, des Erzmagier Schweinorg
Lassen Sie die absteigenden Winde als Wand
Lassen Sie die Tore in alle Richtungen abgeschaltet werden,
sich über die Krone,
und lassen Sie die drei gegabelte Straßen an das Königreich zu drehen.
Geschlossen. Geschlossen. Geschlossen. Geschlossen. Geschlossen.
Fünf Vollkommenheiten für jede Wiederholung.
Und nun lassen Sie die gefüllten Siegel an meiner Stelle vernichtet werden!
Gesetzt.
Лампа была погашена; но тем не менее, номер понемногу начало заполнять голубоватое свечение. Светился круг, начерченный на полу песком; светился так, как не должен был, да и попросту не мог светиться. Генрих же не шевельнул и бровью, даже интонация его не изменилась совершенно. Медленно, неспешно и расчётливо, словно рецепт в аптеке, он зачитывал текст; и воздух в комнате сотрясался жёсткими согласными немецкого языка, режущими непривыкший слух, словно ржавым зазубренным ножом.
- Laß dein Körper Ruhe unter meiner Herrschaft, ließ mein Schicksal Rest in deiner Klinge.
Wenn du submittest auf den Aufruf des Heiligen Gral, und wenn du zu gehorchen diesen Geist,
aus diesem Grund,
so sollst du antworten.
Ich mache meinen Eid hier.
Ich bin die Person, wer die Tugend aller Himmel geworden ist.
Ich bin die Person, wer mit dem Bösen aller Hades bedeckt ist.
Du sieben Himmel, in einer Dreieinigkeit von Wörtern gekleidet,
vorbeikommen deinem Arretierungen, und sei die Hände, die zu schützen balance-!
В момент кульминации мистический свет резко вспыхнул, ослепляя и заставляя зажмуриться. Однако Энгельбрехт лишь чуть сощурился, глядя прямо в сердце рождавшейся сверхновой. И он вполне чётко отметил момент, когда вспышка высветила огромную человеческую тень. Ещё секунду Генрих вглядывался в силуэт человека, которого пару мгновений назад вообще не существовало в этом бренном мире, и ни единой эмоции не читалось на его лице. Ни страха, ни сомнений, ни даже удивления.
-Приветствую, - разорвал он молчание, обращаясь к тени. Казалось, немец выпивает всю жизнь и энергию из собственных слов, прежде чем выпустить их наружу; даже звонкое "Виллькомен" прозвучало невероятно серо и безжизненно, - Кто ответил на мой зов?
Отредактировано Heinrich von Engelbrecht (2015-04-10 18:23:46)