[Начало игры]

---

Будто внимая сотрясающему всё небольшое помещение могучему голосу, магический круг начал светиться - сначала тускло, затем всё ярче и ярче, набирая энергию с каждым произнесённым вслух словом. Однако чем больше света он излучал, тем сильнее бросались в глаза тёмные капли, становясь всё чернее и чернее, словно первородный мрак, бескрайняя тьма космоса. И так же постепенно, незаметно поначалу, но с каждой секундой всё отчётливее, они начали расти - слившись в одно чёрное пятно, которое затем стало увеличиваться на глазах, словно растущая злокачественная опухоль, которая вот-вот лопнет и выпустит наружу что-то смертельно опасное.

И как только прозвучали последние слова древнего заклинания, тьма вырвалась на свободу. Вернее не вырвалась - выплеснулась, закрыв собой сияющую печать, заполнив всю комнату до колен грязной чёрной жижей, при одном только взгляде вызывавшую отвращение и тошноту. И словно этого было недостаточно - что-то начало подниматься из этого бездонного моря тьмы; чёрный силуэт, не то человека, не то чудовища...

Яркой вспышкой вырвался из-под чёрного потока свет магического круга, озарив всю комнату, будто фотографической вспышкой; где-то щёлкнула лопнувшая лампочка, не выдержавшая такого потока энергии; и через мгновение всё исчезло. Пропал свет, но пропала и тьма; комната была и осталась той же, какой была несколько минут назад. Почти той же: потому что перед проводившим ритуал заклинателем стояла фигура, которой здесь до этого не было. Молодая девушка -  на вид лет двадцати, высокая и красивая, с длинными волосами цвета воронова крыла, свободно разбросанными по её плечам без какого-то подобия аккуратной причёски. Глубоко вдохнув незнакомый, явно чужой для неё воздух, неизвестная открыла глаза, на удивление серые и пустые, и уставилась на волшебника ничего не выражающим взором. Несколько секунд длилось это неловкое молчание, пока оба стояли в полутьме комнаты, освещённой лишь тусклым светом из окна; наконец, темноволосая наклонила голову и чуть прищурилась с холодной усмешкой:

-Ну? Что уставился, великан? Али красоты такой не видел никогда?

Почему-то только сейчас в глаза бросился тот факт, что из одежды на появившейся из ниоткуда девушке не было ровным счётом ничего.
От слова "совсем".

Спохватившись, великан отвёл глаза в сторону, и кажется, даже немного покраснел. Или показалось в темноте? Темноволосую это слегка позабавило; лёгкая усмешка скользнула по её лицу, но добрая ли, злая - понять бы никто не успел. Хотя самой девчонке явно не было никакого дела, как она одета,и кто именно на неё смотрит; но её огромного собеседника это явно смущало. Пожалев его, она сделала шаг вперёд, принимая протянутую им куртку, и набросила себе на плечи, как плащ; слишком большая разница в размерах у них была, попыталась бы одеть как полагается - утонула бы в предмете одежды с головой.

Поправляя куртку, девушка успела окинуть оценивающим взглядом торс её бывшего владельца; нет, он не привлекал и не соблазнял её, ничего такого - но взгляд сам, как привязанный, рефлекторно скользнул по его рельефной мускулатуре, чётко заметной даже в этой полутьме, и даже подчёркнутой контрастом света и теней. Поймав себя на этом, темноволосая хмыкнула в собственный адрес, и тоже, в свою очередь, отвернулась, оглядывая помещение, в котором её призвали. Обычная комната, среднего и ниже современного достатка; ничего особенного. Нет, девица и сама давно уже не стремилась к богатым убранствам; но подобного позёрства как раз и стоило ожидать от лучших из лучших среди магов-аристократов, которые должны были собираться на Граальскую Бойню.
Скромный гигант же, сейчас стоявший перед ней, под это определение не очень-то подходил.
Кто же ты такой, парень?..
Продолжая про себя размышлять над этим вопросом, призванная сделала несколько шагов по комнате.

- Ну привет, что ли... - наконец, обратилась она к собеседнику, на него даже не глядя, - Значит, это ты мой Мастер, верно? Без обид, но... ты вроде не тот тип людей, которые будут в таком участвовать, - остановившись, она полуприсела на высокую спинку стоящего в стороне стула, и наконец обратила на великорослого волшебника свой серо-стальной взгляд, - Ты точно уверен, что знаешь, во что ввязался, а?

- Я, конечно, извиняюсь, но это в первую очередь мой вопрос, - пробасил волшебник вместо того, чтобы ответить. Стоило только перестать смущать великана, и он сразу стал гораздо увереннее в себе. Голос загремел ещё громче, фигура выпрямилась, чуб почти что пробил потолок... - Я приехал сюда ради защиты людей от варварского ритуала и я, как морально так и физически, готов к тому вызову, который мне бросила судьба. Я, Остап Тарасович Серко, потомок древнего рода сечевых казаков, потомственный солдат! Мои деды и деды их дедов были готовы сложить голову за защиту правого дела и я, как достойный отпрыск рода, полностью разделяю их убеждения. Моя вера крепка как мои кулаки, моя ярость остра как моя сабля! Я был рождён чтобы сражаться здесь, но ты... Что делает женщина на поле боя!? Неужели ты действительно думаешь что я допущу чтобы хрупкая девушка изнывала под ударами могучих героев былых эпох!? Твоя кожа нежна, а руки не знают труда. Что можешь ты...

С каждым его словом девица всё больше мрачнела. В стальных глазах её закипала такая злость, что, казалось, одним таким взглядом можно было убить выдающегося представителя крупного рогатого скота. Гигант стоял перед ней, и нагло, самоуверенно, утверждал то, что ей твердили всю жизнь - что женщина должна служить, подчиняться, и неспособна ничего вершить сама. Твердили, ошибались, завидовали... пока не ударили в спину. В лоб-то не смогли - ни храбрости не хватило, ни силушки богатырской. И сейчас этот твердолобый бугай завёл ту же пластинку!..

В общем, учитывая сложившуюся ситуацию, сейчас эта Слуга имела полное право наброситься на своего новоиспечённого мастера и наплевав на все правила, упокоить его максимально кровавым и болезненным способом. Вот только... как она ни старалась, у неё никак не получалось принимать его слова всерьёз: то, как он говорил, жестикулировал, излучал сияющий и, казалось, вполне материальный пафос... что неожиданно для себя самой дева начала давиться собственным смехом. Она даже не смогла дослушать речь до конца, как её прорвало окончательно - громкий, насмешливый хохот разнёсся по всему подвалу, умудрившись даже заглушить последние слова гиганта.

- Аххахахаха! Ну ты даёшь, великан! Ярость остра... деды воевали... буах-ха-ха! Где тебя только этому научили-то! В бродячем цирке, случаем, не выступал, нет?
Не в силах сдерживаться, она согнулась пополам от смеха, сделала несколько неловких шагов, и, пошатнувшись, опёрлась рукой о его непоколебимую фигуру, в порыве хохота хлопнув по ней несколько раз ладонью, словно по каменной стене.
- Нет, ну надо же! Хрупкая девушка! Не допустит он! Кто же знал, что с кулаками ты знаком лучше... чем с женщинами! Охх... ну и повезло же мне с тобой, козак!

Последние слова дева произносила, уже поднимаясь по лестнице наверх. Уже покидая подвал, она сбросила огромную куртку с узких плеч - та птицей пролетела по воздуху и мягко осела на голову огромному волшебнику, словно небрежно брошенный на стоячую вешалку плащ.

- Давай, великан, не спи - поднимайся уже! Нас ждут великие и ужасные дела!

Дом был непривычным - не славянской избушкой, но и не огромным европейским замком. Скромность и минимализм сквозили здесь в каждой мелочи; и ощутимо дополнялись тем, что ни соринки, ни пылинки лишней было не заметить. В моё время, отметила про себя Эржебет, служанка за такую работу ценилась бы на вес золота... Наугад она открыла одну из абсолютно одинаковых на вид дверей; но вместо гостиной комнаты или спальни перед ней предстало полутёмное помещение - судя по всему, кладовка. Слуга Берсеркер хотела было проверить другую дверь, как её взгляд зацепился за одежду, сложенную в дальнем углу комнатки. Это были вещи, принадлежавшие прошлому съёмщику, оставленные им в спешке; знать этого, Эржебет, разумеется, не могла - да это и не имело для неё ровным счётом никакого значения; а вот то, что размер подходил ей куда больше, чем одежда двухметрового казака - было очень даже интересно.
Будто услышав обращение в свой адрес, великан подал голос - гулко донёсшийся сюда даже из подвала:
- Эй, панночка! Я не потерплю чтобы в моём доме шлялись голые девахи! Устроила тут бордель, понимаешь!

- А что тебя, собственно, не устраивает в голых девахах-то? - повысив голос, уточнила Эржебет, прыгая на одной ноге и яростно, но тщетно пытаясь попасть второй в другую штанину, - Только не говори, что мальчики тебе нравятся больше, я этого не перенесу! Или подожди - может, просто боишься, что жинка прознает, а, козак?

Охх... ну и костюмчики же сейчас носят... - подумала про себя бывшая графиня Чахтицкая, мрачно оглядев выбранные ей в отсутствие альтернатив тёмные джинсы, - Ну, по крайней мере в драке они будут поудобнее, чем бальное платье... а особых проблем, слава Богу, у мертвецов быть вроде как не должно. Хоть какая-то радость.

- Серьёзно, великан - в чём твоя проблема? - продолжила она разговор с пустотой, между тем решая следующую проблему: топ пришлось импровизированно сооружать из случайно подобранной тряпки, которая вообще непонятно каким предметом одежды по умолчанию должна была служить, - Тебе что - каждый день такое представление устраивают? Хоть бы спасибо сказал!

В качестве финального штриха, Эржебет набросила на плечи длинный потёртый кожаный плащ, и, собирая непослушные волосы в хвост, чтобы не мешались, вышла из неосвещённой кладовки в коридор.

Все двери в коридоре были, как и раньше, плотно закрыты. Но в угадайку играть не пришлось в любом случае - звонкий баритон великана служил здесь достаточно надёжным ориентиром. Хотя то, что он говорил, конечно, лучше было вовсе и не слышать:
- Моя проблема в том, что у моей Слуги грязный рот.
- А вот это было грубо, уныло, и, главное - необоснованно, - заметила Эржебет, входя в комнату, - Нет; не можешь ты в подколы; смирись. Не твоё это, большой человек! Не твоё.

Это место было гораздо симпатичнее и мрачного подвала, и тёмной кладовой; освещение и обстановка создавали здесь вполне домашний уют. Не холодная чинная аккуратность, которая считалась "уютом" в этой стране; а именно тёплое и приятное ощущение настоящего дома. Ощущение графине Чахтицкой было практически незнакомым... но почему-то приятным.

Казак, стоявший у стола и орудовавший ножом как заправский повар, покосился на вошедшую девушку. Взгляд его задержался на ней чуть дольше, чем должен был - великан явно оценивал выбранное ей одеяние в соответствии со своими личными тараканами.
- Знаешь, ты не смотри; в этом ходить на самом деле - жутко неудобно, - с долей раздражения произнесла Слуга, стараясь игнорировать это совершенно ненужное ей внимание, - Только для тебя старалась. Ну что, большой человек? Хоть теперь-то твоя душенька довольна?

Великан отвернулся.
- Красота требует жертв. Присаживайся - еда стынет.

И сам уселся за местное подобие обеденного стола, даже не заметив, как вздрогнула Слуга от его случайной реплики. Сам того не зная, малоросс всё-таки ухитрился загнать ей иглу под ноготь... глубоко и жестоко. Берсеркер слепо проводила его взглядом; но внезапно её зрачки расширились, девушка резко подалась вперёд и замерла, словно собака, почуявшая добычу; даже последние слова своего Мастера она пропустила мимо ушей, уставившись на красное месиво в тарелках.

- Что... это... такое? - в первый раз за этот вечер, голос девушки очень заметно дрогнул.

В одно мгновение она растеряла всю свою холодную уверенность.

- Я вижу панночка разбирается в готовке. Только человек посвящённый может оценить качество блюда только взглянув на него. Воистину мне повезло, ибо я нашёл достойного ценителя, готового со знанием дела отдать должное традиционной украинской кухне. Сие блюдо - украинский Борщ!
Нет... это не кровь... спокойно, дура... Спохватившись, Берсеркер потрясла головой, приходя в себя. Взгляд её молнией метнулся к Остапу - "заметил, нет?" Но тот, похоже, настолько увлёкся очередным монологом, что её момент минутной слабости всё-таки пропустил. Выдохнув с облегчением - только сейчас Эржебет сообразила, что на последние сколько-то секунд позабыла, как и зачем нужно дышать - девушка наконец опустилась на свободный стул, развернув его спинкой вперёд и оседлав, словно гордого скакуна. Джинсы чуть скрипнули от подобного испытания, но по счастью - выдержали.

- А, вот это что... - с деланным спокойствием произнесла Берсеркер, и притворно зевнула, стараясь скрыть дрожь в голосе, - Прости, великан, но ты зря старался. Я и не человек ведь - дух, призрак, мертвец давно прогнивший. Мирская пища мне давно уже не нужна - я питаюсь лишь твоей энергией, что поддерживает моё существование. Так что я пас, без обид. Зато тебе больше достанется - значит, быстрее восстановишь затраченную на мой призыв прану...

Эржебет почувствовала, как после такого резкого эмоционального скачка её накрывает откат усталости; и, облокотившись руками на спинку стула, уронила на них резко потяжелевшую голову, оставляя лицо на виду.

- А пока ты в процессе, я воспользуюсь случаем, и открою тебе глаза, - Берсеркер снова зевнула, но на этот раз совершенно естественно, без притворства, - Насчёт правого дела и честных героев. Не знаю, кто тебе это наплёл, но благородством тут и близко не будет пахнуть. Колдуны-эгоисты призывают эгоистов-духов, и начинают грызть друг другу глотки за право остаться только одним. Никаких законов, никакой справедливости - все средства будут хороши, когда сражаешься за своё самое заветное желание. Они не будут жалеть ни врагов, ни друзей, ни случайных прохожих... и даже своих партнёров не будут. Контракт есть контракт - но это не дружба на века и не любовь до гроба, учти. Ты, конечно, можешь считать себя выше и лучше всего этого, мне в общем-то всё равно... - на несколько мгновений приподнявшись, девушка поменяла затёкшие руки местами, и вновь уронила подбородок, но уже на левое предплечье, - Просто не хочу, чтобы для тебя это всё стало сюрпризом, большой человек.

Усталость заполнила все члены тела, словно расплавленный свинец. Растёкшись по стулу, Эржебет расслабилась настолько, что даже глаза как-то сами собой закрылись. Впервые за долгое время она могла отдохнуть... просто отдохнуть от накопившейся за долгие века усталости.
...
Впрочем, увлекаться этим не стоило.
Война сама собой не выиграется.

-Ну что, красавчик? - снова подала она приглушённый голос без особых эмоций, - Какие у нас там с тобой планы на вечер?

Расслабившись, Эржебет полулежала на жёсткой спинке стула и будто в полусне. Закрыв глаза, она устало воспринимала происходящее вокруг на слух: вот скрипнул отодвинутый стул; вот прозвучали массивные, неторопливые шаги... вот остановились... вот...
БАМ!

Жестокий удар по затылку качнул её вперёд. Лишь сверхъестественная реакция и чувство равновесия не позволили девушке просто-напросто опрокинуться, вместе со стулом и прочими подвернувшимися предметами мебели. Остановив падение в последний возможный момент, Эржебет тупо уставилась в стоявшее у неё перед глазами кровавое месиво в тарелке, пытаясь осознать произошедшее.
- В доме Серков не перебирают харчами! Не знаю как там в ваших шляхетных семьях, но простой люд ест то, что подано на стол! А раз ты всё таки в доме простого мужичка, то будь добра - соблюдай элементарные правила приличия!..
И с каждой секундой, которая приближала графиню к пониманию ситуации... внутри неё росла нечеловеческая ярость.
Что? Да как он...

Всё произошло быстрее, чем Берсеркер успела хотя бы закончить и оформить эту мысль. Звякнули аккуратно разложенные среди тарелок столовые приборы; громыхнул по полу стул, отлетая в сторону; а девушка, в мгновение ока, уже оказалась прямо перед глазами украинца. Словно паучиха жертву, она оседлала его огромную фигуру: согнутые в коленях ноги упираются в широкую грудь, левая рука обнимает почти отсутствующую шею, давая точку опоры, правая поднесена к его лицу, а кончик острого хлебного ножа остановился в каком-то сантиметре от зрачка его левого глаза.
Комната застыла, даже сам воздух вокруг словно замерз в одночасье.

- Следи за руками, горилла ты бритая, - холодно прошипела женщина, сверля украинца яростным взглядом так, что даже не до него должно было дойти осознание, что где-то он всё-таки допустил небольшую промашку, - Знала я, что мужчины в этом столетии уже не те... но чтобы пасть так низко...

В её движениях, взгляде, голосе больше не было ни грамма насмешки или легкомыслия. Только бурлящая внутри обжигающе ледяная ненависть, готовая вот-вот прорваться наружу вихрем смерти и разрушения.
Несложно было догадаться, что и слова, и действия в присутствии задетой девы сейчас стоило выбирать особенно осторожно.

Секунды шли.
Болезненно долго.
И с каждой прошедшей Эржебет всё больше приходила в себя. Да, она прекрасно осознавала происходящее; и была откровенно недовольна своим срывом. Похоже, сама её природа как Берсерка давала о себе знать. Сейчас она, похоже, взяла свою звериную сущность под контроль - однако это не означало, что ситуацию можно было просто забыть. Великан действительно совершил ошибку - и большую. Не хотеть, чтобы к тебе прикасались помимо воли - личное дело каждого. Батори, будучи графиней, хозяйкой и владелицей огромного числа крестьянок, более чем насмотрелась на жертв мужского насилия и то, какой след на них это оставляло. Не трогать. Никогда, ни при каких обстоятельствах. И уж тем более - не поднимать на них руки.

Однако волшебник, похоже, своей ошибки не осознавал.
- Мне не нужен Слуга, готовый убить человека за малейший проступок. Я пришёл сюда чтобы спасать жизни, а не забирать их. Если ты готова помогать мне в этом - мы сможем сработаться. Если же ты и дальше собираешься вести себя подобным образом, нам лучше разобраться с этим здесь и сейчас, ибо будь я проклят, если позволю безвольной кровожадной твари осквернять эту землю! Я тебя призвал и я тебя отзову, если потребуется!
...
Мало того, что он не хотел признавать вины - так громила ещё и продолжил её упорно и самоуверенно усугублять. Эржебет несколько мгновений колебалась на грани желания покарать его наглую уверенность в собственной правоте... когда разум победил. Не дури. Ты же старше его. Значит, как минимум должна быть умнее. И терпеливее.

Графиня Чахтицкая глубоко втянула в себя тёплый воздух, собираясь со всем доступным ей терпением... и заговорила. Неторопливо, уверенно и спокойно.

- Значит, вот за что ты называешь себя защитником справедливости? Размахивать кулаками по каждому поводу? Вот, значит, как надо по-твоему себя вести. Бить женщин - вот твои элементарные правила приличия. Что же, могу тебя поздравить. С таким поведением ты точно далеко пойдёшь, большой мой человек.
Медленно и обстоятельно она отчитывала великана, будто нашкодившего ребёнка. Каждая фраза - резкая и хлёсткая, как звонкая пощёчина.
- Ты посчитал, что раз большой и сильный, имеешь право на всё. Ты ошибся в своих суждениях. Ты поднял руку на женщину, которая меньше тебя. Обесчестил этим и её, и себя, предал обоих позору. И тут же, без капли сомнения, заявил, что в этом только её вина! Да, я не спорю - черта это действительно довольно мужская. Но о какой справедливости тут может идти речь?
Лёгкое, практически невесомое тело женщины продолжало удерживать добычу в своих ядовитых объятьях, не позволяя сделать ни одного лишнего движения. Всё, что ему оставалось - лишь слушать и слушать её властный голос.
- Впрочем,  хотя бы осознание одного простого факта наконец до тебя дошло. Я ведь действительно - чудовище, а не человек. Да - я призрак. Привидение. Дух. Могу с глаз исчезать, проходить через стены, и потешно пугать священнослужителей в праздничный день. Скажи-ка - давно ты видал призрака, которому нужно было посетить уборную? Тогда остановись и подумай - как часто ему приходится и в столовую заглядывать? А затем ответь - в чём именно заключена здесь моя вина?

Эржебет помолчала, давая информации время осесть в голове её странного собеседника. Чуть наклонив голову, она заглянула в его глаза, будто пытаясь найти там что-то. Это молчание длилось лишь несколько секунд, но для всех оно показалось вечностью; наконец, женщина отпустила пленного великана, легко оттолкнулась от его груди, и плавно опустилась на дощатый пол в другом конце комнаты.
- А теперь сложи всё это вместе и осознай, что тебе нужно сейчас сделать, - голос её был всё тем же властным, и спокойным; вот только львиная доля усталости на этот раз совершенно явственно прозвучала в нём, - Ежели и после этого ты всё ешё будешь стремиться почесать об меня кулаки... как верная и честная Слуга, боюсь, я не смогу отказать тебе в этом удовольствии. Если же ты и вправду не горишь желанием  сражаться со мной... - она отвернулась от волшебника к окну, скрывая лицо и промелькнувшие было по нему эмоции, однако пробежавшую по всему её телу явную дрожь скрыть было увы, нельзя:

- ...Никогда больше не смей ко мне прикасаться.

Хотя женщина наконец-то выпустила великана из хищной хватки, бросаться в бой и эскалировать конфликт он явно не спешил. Даже не оглядываясь, Батори буквально спиной чувствовала исходящую от него неловкость. Видимо, её острые, как заточенные ножи, слова, всё же попали в цель: неловко пробурчав что-то в ответ, волшебник из помещения ретировался.

Графиня же осталась стоять, где и стояла, слепо глядя куда-то в пространство впереди. Так же тихо и мрачно она размышляла о том, что сказал её новообретённый Мастер. Даже несмотря на то, кто в данной ситуации был прав или виноват... в его словах, тем не менее, оставалось зерно истины; пусть великан и сам об этом зерне мог и не догадываться.

Безвольная, кровожадная тварь, значит...

Берсеркер мрачно усмехнулась - не то над ним, не то над собой, не то над всей ситуацией в целом. Колдун ведь был прав. Она действительно была чудовищем. Монстром, который со всем этим тёплым уютом и домашней кухней никак не вязался. И что ей было здесь делать? Графиню внезапно охватило желание вырваться отсюда наружу, на свежий воздух, под безжалостные звёзды, в холодную, скрывающую все тайны, ночь.
Она оглядела помещение: единственная дверь в комнате только что послужила её Мастеру, и выходить через неё - значило бы вновь на него наткнуться; желание, которым она не горела. Уходить же в призрачную форму - значило бы бросить здесь материальную одежду, с таким трудом подобранную. Оставался лишь один вариант: небольшое окно в дальней стене. Немного повоевав с защёлками и растущим желанием, не церемонясь, вынести стекло ко всем чертям, Эржебет наконец смогла приоткрыть раму, и лёгким, неслышным прыжком перемахнула через подоконник.

И в опустевшей комнате снова стало тихо.
Всё, что говорило о том, что здесь совсем недавно кто-то был - лишь занавески, колеблющиеся под порывами прохладного ночного ветерка.
Да ещё пара тарелок, до краёв полных диковинного борща, от которых давно уже перестал подниматься ароматный пар.

---> Улицы Миямы

Улицы Миямы <---
[29 Марта]

---

Пустота была серой и густой. Настолько густой, что казалась почти осязаемой на вид. Но ощущение это было обманчивым; протяни руку - и не ощутишь ничего.
Эржебет не протягивала.
Она знала, что за серой пеленой её ничего не ждёт.

-Ха...

Вздох, равно полный насмешки и усталости, был негромким; даже в царившей здесь полной тишине его едва ли можно было расслышать. Помолчав немного, будто вслушиваясь в тишину, Батори сделала глубокий вдох. Окружавшее её ничто оказалось не просто неосязаемым; ни вкуса, ни запаха, ни даже тепла или холода оно не имело. Просто... пространство для существования. Ничего больше.

Так что же случилось? Я сражалась... сражалась с этим магом-недоучкой и его ручным псом. Сражалась, как Берсеркер. Вот уж чего никогда от себя не ожидала. А потом? Что же было потом? Женщина чуть наклонила голову, будто пытаясь заглянуть в собственную память. Потом был великан; потом был крик; боль; тьма... Всё смешалось. Ясно только одно; сражалась я... недостаточно хорошо, похоже.

Снова тяжело вздохнув, Батори опустила взгляд себе под ноги. Тишина не спешила перебивать её мысли.

Как можно было так ошибиться? Подобный шанс выпадает не просто раз в жизнь - раз в вечность; и так глупо его потерять - это надо ещё постараться. Единственная надежда что-то исправить; что-то изменить; получить, наконец прощение...

-Прощение?

Вздрогнув, Эржебет обернулась на голос. В окружавшем её сером мареве виднелось тёмное пятно. Человеческая фигура, похоже. Ни роста, ни возраста разобрать было нельзя; и всё равно Батори шарахнулась от этой тени назад, будто ужаленная.

-Ты ведь нас убила.

Приблизился ли к ней силуэт, или окружавший их туман расступился по чьей-то воле - однако фигура с каждой секундой начала обретать цвета, формы и плоть, становясь всё реальнее; пока наконец, перед бывшей графиней Чахтицкой не встала молодая девушка с мертвенно-бледной кожей и пустыми глазами.

-Или ты не помнишь? 

Рядом с ней из серого облака начала появляться другая фигура, чуть выше ростом. Эржебет в панике отступила. Нет, нет, только не снова...

-Или ты хотела спастись от нас?

Всё новые и новые тени выступали из тумана, угрожающе надвигаясь на женщину. Разум её сковал животный ужас; Батори продолжила пятиться назад, почти не осознавая что делает.

-Или ты думала, что тебе есть прощение?

Очередной голос прозвучал прямо у неё за спиной и графиня отдёрнулась, вновь обернувшись в ужасе. Её зажали в кольцо; отступать было некуда.

-Чего же вам нужно? - взвыла Эржебет.

Медленно, но неуклонно мертвецы подходили всё ближе, будто её не слыша. Девушки, молодые и не очень, плотные и худые, высокие и низкорослые, одетые и не очень. Однако стороннему наблюдателю все они показались бы сёстрами-близнецами; одинаково бледная кожа, одинаково прямой взгляд, одинаково обвиняющий голос...

- Чего вы хотите от меня? - графиню окончательно охватила истерика; от всей её многолетней хитрости и жестокости не осталось и следа, - Я же не могу ничего исправить! Я пыталась, но я не могу! Дьявол, да сколько же можно!..

Толпа окружила её. Батори дёрнулась в сторону, ощутив первое касание; чьи-то длинные пальцы обхватили её запястье и потянули - но почему-то потянули не в сторону, а вниз. Только сейчас женщина осознала, что под ногами у неё плещется вода.

- Хватит меня преследовать! Я отдала все долги! Жизнь свою отдала! Я сдохла, в конце концов! тысячу раз сдохла! Что мне ещё для вас сделать?

Эржебет вырвала кисть из девичьей хватки, но её тот же схватили две другие руки. Чьи-то пальцы легли ей на плечи; потянули за волосы; обхватили шею; потащили вниз, в воду, которая была уже по колено, по пояс...

-Ты убила нас! Убила! Убила нас всех!

То ли уровень воды поднимался так быстро; то ли дно уходило из-под ног; но в уже через несколько секунд женщину окружало лишь море воды, в отсутствии света казавшееся чёрным. Бесчисленные руки тянули её под воду; отчаянно сопротивляясь, Батори пыталась удержаться на поверхности...

- Хваааааатит!!

Тёмная жидкость хлынула её в горло, заставив подавиться собственным воплем. Единственное, что имело здесь запах и температуру; единственное, что имело хоть что-то. Тёплая; солёная; густая; такая знакомая на вкус и такая ужасная; только теперь женщина осознала, что тонет вовсе не в воде...

---

Глубокий вдох, какой делает утопающий, расправляя опустевшие лёгкие, разнёсся по временному жилищу Серка.

На некоторое время в доме повисла тишина.

К счастью или к сожалению, традиционные японские дома в плане прочности и, собственно, звукопроводности стен с привычными славянскими срубами и рядом не стояли; а потому, украинцу стоило просто замереть на месте, чтобы его слуху открылось практически всё, что происходило вокруг. И поначалу могло показаться, что не происходит ничего.
Затем послышались шорохи.
Звуки шагов.
Скрип половиц.
Глухие удары, какие бывают, когда кто-то случайно попадает головой в деревянную стену.

Аккуратная дверь-седзи скользнула в сторону, и в комнату ввалилось чудовище. Живой мертвец. Длинные грязные волосы, разорванный плащ, угрожающий горловой хрип. Покачиваясь из стороны в сторону, тело сделало шаг, наступая на Остапа, второй, третий; затем чуть запнулось, качнулось набок чуть сильнее, чем раньше, и тяжело обрушилось на стоявший ближе всего к нему стул.

-Уааааааххаааааа... - сотряс комнату невероятно громкий и совершенно неженственный зевок. Женщина ухитрилась расположиться на предмете мебели таким способом, для которого, пожалуй, он был приспособлен меньше всего - ноги свешены набок, руки сложены на высокую спинку, а в них зарыта взъерошенная голова так, что лица и вовсе не видать. Однако каким бы неудобным не выглядело это со стороны, Эржебет, будто кошка на тёплой печке, мгновенно расслабилась и отключилась обратно. Вернее, так бы показалось любому наблюдателю со стороны, если бы не её сонный голос, глухо донёсшийся из-под спутанных чёрных волос:

-Оохаёёё...

На самом деле, как Эржебет не старалась, уснуть она всё же упорно не могла. Было ли повинно в этом нынешнее её физическое состояние, психическое, или же просто нет мира нечестивым, как сказал Господь? В любом случае, уж что-что, а жаловаться на это она точно ни права, ни желания не имела; однако так и продолжала полулежать на спинке стула, молча внимая обыденному шуму стука ножа, движения стульев, поскрипывания половиц под тяжёлыми шагами. Судя по звукам, мастер продолжал копошиться вокруг неё, занимаясь какими-то своими делами, что мёртвую графиню вполне устраивало - не то, чтобы она горела желанием говорить с ним по душам о том, чему он стал свидетелем этой ночью. Однако в какой-то момент движение прекратилось. В повисшей тишине Эржебет почти физически ощутила чужой взгляд на собственном затылке.

- Берсеркер.

Беда.
Судя по всему, избежать разговора по душам им уже не удастся.

- Ну ты даёшь, здоровяк, - устало простонала она, - Какая я тебе "Басака"? Разве можно так называть такую маленькую хрупкую деву-у-у-а-ахха... - зевнув на полуслове, Эржебет сладко потянулась, ойкнула, и неловко полезла за пазуху. С противным чвяканьем извлекла оттуда что-то, отвела руку в сторону и не глядя уронила на пол.

"Что-то" при ближайшем рассмотрении оказалось заострённым окровавленным булыжником размером с Остаповский кулак.
В комнате воцарилось напряжённое молчание.

Мда. Неловко вышло. Вздохнув, Батори нехотя сползла со стула, приняла вертикальное положение, и сделала несколько задумчивых шагов. Лишь оказавшись на противоположной стороне обеденного стола от украинца, Батори поймала себя на том, что в приступе малодушия упорно избегает зрительного контакта. Снова вздох. Ладно, чёрт с вами со всеми; давай уже закончим это поскорее...

- Ну так что? - не оборачиваясь, задала она вслух вопрос-подсказку, - Ты, кажется, хотел что-то спросить?..